Люсме, она так любила приходить по ночам
И вместе с грустными людьми плакать
Люсме, она такая ранимая, но жестокая
Она так любила менять с белого на черное платье
Никто не верил маленькой Люсме
Когда она шептала, что за все будет расплата
Любовь не бесплатная
Ты продаешь свою искренность на аукционе
Ну, кому она нужна?
Ты закрыт в себе, словно заброшенные аттракционы
Никто не хочет кататься
Этой зимой тебя согреют лишь кальсоны
Ты как последняя пара обуви в дешевом "Kari"
Она не подходит ни к чьим ногам
Быть одиноким — это твой сверхъестественный дар
Твой удар по моему лицу компенсирует и так избитую рожу
Ты счастлив, но бутылка портвейна напомнит
Что все пропитано страхом и ложью
В нашей ложе…
В нашей ложе разлагаются призраки влюбленных трупов
На ложке греется Люсме, наблюдаю
Как мне с тобой умирать круто
На лоджии герберы и лилии окутал мороз
Который в любое время суток является грубым
Твои губы – воплощение эскимо в 40 градусов летом
Последние орехи бельчат в зимнюю стужу
Я безоружен г*лый в твоих объятиях
На нос опустилась со вкусом клубники мантия
Я думал это твое новое платье, но целлофан, который душил
И мои крики в палате глушили твои стоны на пати
Я Роберт Паттинсон, который действительно стал вампиром
Мы обнимались, как в последний раз
Но брызнуло красное и осталась рапира
Люсме своими слезами меня лечила
Но после звала на дно, где были потерянные крики
Это сумасшедший текст, но попробуй во все это вникни
И ты поймешь, какова плата за твою при жизни погибель
Я твой личный трофей за победу в любви
Потертый и старый, забытый
Так возьми и протри, так возьми обними
Я твое, ты мое
В этих строках потухли огни наших зрачков
И Люсме так хотела почему-то, чтоб я ушел вместе с ней
Она разрезала мои рубашки, портила блокноты со стихами
Пока спал, привязывали мои ноги и руки, и питала чем-то черным
Мои глаза сужались, я не понимал
Но знал одно: это существо меня морит
И, вот, когда я согласился, он так засмеялась и исчезла
А я один остался лежать в этом доме, в этом дурдоме
